Пётр Киле - Солнце любви [Киноновеллы. Сборник]
ПИГМАЛИОН. Поди прочь! Она затаила дыхание, как только ты вошел. Прочь! И пусть никто сюда не входит.
РАБ. И царицу не пускать? Весть о прекрасной статуе обнаженной женщины дошла и до ее ушей. До сих пор лишь мужчин изображали нагими, как они состязались на поле. Или мальчиков...
ПИГМАЛИОН. И впрямь! Я не знал, что женское тело, сотворенное для вынашивания дитя, может быть прекрасно без изъяна, нежна без похоти и лучезарна, как сама Киприда, если верить Гомеру. Мне кажется, я сплю. Мне кажется, я снова юн и влюблен, еще не ведая в кого, просто в девушек, смеющихся, глядя мне вслед, сына каменотеса. Одну из них звали Галатея. Ты будешь моей Галатеей, или я умру. О, боги! Афродита, богиня любви и красоты! Я, царь Кипра и ваятель, к тебе взываю... Вот красота в облике женском, а здесь любовь. Соедини нас по своей природе и сущности.
Паллада Олимповна Богданова-Бельская, одетая в пеплос белоснежного цвета с пурпурными линиями и орнаментом, на что не обратили внимания, да, казалось, и не готовилась к тому, что ее призовут как Афродиту выйти на сцену, поднимается со словами: "Деваться некуда".
АФРОДИТА. Почему мне не сказали заранее, что мне надо держать речь, не знаю о чем? Где бумажка с текстом? На худой конец, где суфлер?
ПИГМАЛИОН. Богиня! Любовь и красота - две твои ипостаси, нераздельные в твоем облике и сиянии. Но у смертных и красота несовершенна и недолговечна, и любовь обманна и скоротечна, как юность и весна. И эта участь смертных ввергает меня в скорбь с детских лет, как я помню себя, и влечет меня красота, как залог бессмертия... Я уловил ее сияние и высек из мрамора... Она явлена! Но восторг перед созданием померк, как свет дня. Она безмолвно внемлет ночи и Космосу, не мне. Любовь моя безмерна. Впервые женская красота мне кажется высшим благом.
АФРОДИТА. Всякое восхищение красотой, в особенности женской, рождает во мне любовь, ведь я женщина, хотя и богиня.
ПИГМАЛИОН. Богиня! В этой статуе воплощение твоей красоты, заронившей в мою душу любовь; в ней твоя вечная сущность, проступающая, увы, всего на краткий миг в смертной женщине. Пробуди ее, чтобы любовь к женщине восторжествовала, во славу Афродиты.
АФРОДИТА. В самом деле! Любовь к мальчикам меня всегда возмущала, будто женщины не достойны любви и восхищения, кроме как рожать детей. Ты прав, Пигмалион! Обычно боги глухи к просьбам и мольбам смертных, поскольку и над нами довлеет Судьба. Твоя просьба не только не нарушает установившийся миропорядок, а устраняет нарушения. Столь совершенная в своей красоте, Галатея, пробудись к жизни!
ГАЛАТЕЯ оживает, с признаками жизни, проступающими постепенно: в глазах, в бюсте с первыми вздохами, в движениях рук и ног.
ПИГМАЛИОН замирает от восхищения и счастья.
КНЯЗЕВ (не помня себя). Что это? Девичья грация и нега любви. Ничего прекраснее нет на свете!
Вокруг смех.
КУЗМИН. Всеволод, это представление. Как наша Паллада не Афродита...
КНЯЗЕВ. Что такое? Вы разве не один из козлоногих? Сейчас будет празднество, с плясом козлоногих...
Разносятся звуки флейты и рожков...
«Пляс козлоногих» Ильи Саца, то есть пляска Ольги Глебовой в сопровождении сатиров и нимф...Всем смешно и весело, будто все пьяны и влюблены, с затемнением.
Крупным планом плакат с изображением таинственного лица в плаще и полумаске, афиша синема, - она спадает, открывая ночное небо над Петербургом.
По набережной Фонтанки несется на извозчике высокая фигура в плаще и в черной полумаске, словно с афиши сошедшая, она высится над редкими прохожими, пугая их, а далеко впереди проносится автомобиль: за рулем Неизвестный, рядом с ним Ольга Глебова-Судейкина.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Если не домой, куда же вы, сударыня? Или это тайна? Я умею хранить тайны хорошеньких женщин.
ГЛЕБОВА. Верю, ваше инкогнито. Но тайны в том нет, куда я еду. В «Бродячую собаку».
НЕИЗВЕСТНЫЙ. А! Читал в газетах. Артистическое кабаре в России! Надо же.
ГЛЕБОВА. Богема, ваше высочество.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Кто-то за нами гонится.
ГЛЕБОВА. Уж не дьявол ли сам?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Может статься, сударыня, вы и с ним водитесь?
ГЛЕБОВА. Как и с вами?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. В вашей красоте есть что-то потустороннее, что привлекает до озноба.
Автомобиль сворачивает на Итальянскую улицу и останавливается на Михайловской площади. Фигура в плаще на извозчике показывается вдали. Автомобиль поспешно отъезжает, дама уходит во двор дома.
Крупным планом эмблема кабаре, которая сворачивается, как занавес, и мы в передней, куда входит фигура в плаще и маске на голову выше других, снимает маску и плащ, это, оказывается, гусар с юным лицом, и это превращение вызывает улыбки у дам.
Хор девушек и юношей нечто затевает.
ХОР
Театр новейший - это мы!
Из жизни, как на волю из тюрьмы,
Выходим мы на сцену,
Со злобы дня сдувая пену.
На миг бессмертны, как Кощей,
Мы ценим не уют вещей,
А лишь уют свободы,
Бессмертие природы!
Отраду легких вдохновений
И милых сердцу сновидений.
Театр - игра? Нет, жизнь для нас, друзья!
И Елисейские поля.
Элизиум теней и вечность,
Всей жизни этой бесконечность.
Тем временем в зале со сценой появление Ольги Глебовой-Судейкиной с ее искрящимися пепельными волосами, цвета шампанского, и красотой неземной, в необыкновенном платье по рисункам ее мужа Сергея Судейкина, производит, как всегда, фурор... В платье сугубо театральном или маскарадном она выглядит как Коломбина, то есть как вполне современная особа по сравнению с Галатеей в прозрачной тунике из глубин тысячелетий.
Два молодых поэта.
ПЕРВЫЙ. Ольга Афанасьевна! Наряд ее, как всегда, чудесный.
ВТОРОЙ. А нынче кто она?
ПЕРВЫЙ. Да Коломбина!
Входит Всеволод Князев в мундире гусара унтер-офицера, что вполне сходит за костюм Пьеро, поскольку все замечают, что он влюблен ослепительно, и Коломбина поглядывает на него не без восхищения и смеха.
Два немолодых актера, как две дворняги.
СЕРАФИМ. А кто Пьеро?
ГАВРИЛА. Кто Арлекин?
Глядят друг на друга, будто пришло им на ум выступить как Пьеро и Арлекин.
СЕРАФИМ. Поскольку наша Коломбина успела выйти замуж, то Арлекин - художник Сергей Судейкин, разрисовавший эти стены и своды...
ГАВРИЛА. О чем ты? Коли судить по пьесе Шницлера в постановке Мейерхольда, Коломбина только собралась выйти замуж за Арлекина, а бедный Пьеро, несчастный поэт, решил уйти из жизни...
СЕРАФИМ. Ничего подобного! Вероятно, тебя не было в «Доме интермедий», когда ставили пьесу... Коломбина в подвенечном платье прямо со свадьбы приехала к Пьеро и предложила ему вместе выпить вина с ядом... Пьеро выпил, а Коломбина не решилась и убежала на свадьбу...
ГАВРИЛА. Милый чудак, или совершенный дурак!
ПАЛЛАДА (ныне вся в кружевах, энергично качает головой). Это же по пьесе и пантомима... Нет, нет, Ольга Афанасьевна в жизни не станет разыгрывать столь мрачную пантомиму, щедро одаренная красотой и талантами. Она умеет весело посмеяться над влюбленными в нее мужчинами, словно и сама влюблена, и эта игра делает их ее друзьями, но не более. Она умна, муж ее обожает и сам хоть куда, чего же ей нужно, кроме игры?
Два молодых поэта.
ПЕРВЫЙ. А говорят, она глупа.
ВТОРОЙ. Она глупа там, где ей хочется, чтоб ее достали без труда.
КУЗМИН (проходя мимо). При ее красоте, а у нее есть шарм, как говорят французы, ей приходится попадаться часто. Она не знает слова «нет».
ВТОРОЙ. Паллада, сойдя с Олимпа, на нашей грешной земле сделалась Афродитой Пандемос.
Два немолодых актера.
СЕРАФИМ. Там, где собираются бродячие псы, как же обойтись без сучки.
ГАВРИЛА. Не одна здесь она такая. Вертеп, где нам и без светских дам и шлюх весело.
За столиком Ольга Глебова и Анна Ахматова. Обе смотрят на Всеволода Князева, только что вошедшего...
ГЛЕБОВА. Он влюбился в меня или в Галатею, все равно я могу сыграть с ним любую роль, какую мне заблагорассудится, не правда ли?
АХМАТОВА. Или какую он предложит?
ГЛЕБОВА. Какую он предложит? Он молод и поэт, и друг он Кузмина, что означает это мне тоже хочется понять.
АХМАТОВА. О Психея! Твое любопытство погубит тебя.
ГЛЕБОВА. Нет, все это лишь игра, я Коломбина, он Пьеро, поэт влюбленный и гусар.
АХМАТОВА. Когда он Пьеро, он не гусар. Иначе все-таки это не совсем игра, а жизнь...
ГЛЕБОВА. Да, жизнь, какую мы ведем здесь в подвале Бродячей собаки...
АХМАТОВА (поднимаясь). Я не прощаюсь.
Глебова взглядывает на Князева, и тот подходит к ней. Крупным планом их лица, будто они одни.
